Евгения Радченко

Евгения Радченко, серебряный голосок сегодняшней Уфы, человек с бесперебойным атомным двигателем внутри, и улыбкой, от которой всем светлей. Есть непьющий муж.

— Скажи мне, Женя, почему не все люди умеют петь? Ведь у всех есть голосовые связки.

— На самом деле научить петь можно любого человека. То есть, он может не знать, что хорошо поет, но научить можно, да. Это все техника.

— Я теперь переосмыслю собственное существование. Насколько прикольно петь песни, которые нравятся тебе, а не людям, и получать за это деньги?

— Я не поняла! В смысле, которые нравятся мне, а не людям??? Ладно, я сама долго старалась заработать себе именно такую репутацию. Мы поем не для всех, да. Мы играем то, что нравится нам - это наш принцип! И мы очень рады что в последнее время с нами соглашается всё больше людей - они приходят на наши концерты специально и ценят то, что мы делаем!

— Вы пытаетесь воспитать у публики некий вкус?

— Да. Играть то, что нравится всем и быть еще более востребованными в Уфе — от этого немного тошнит. Я считаю, что лучше поднимать публику до себя. Пусть она будет именно твоя, чем быть еще одним безликим коллективом. Людям обычно все равно —  кто что играет, кто что поет, лишь бы это были «Районы, кварталы, жилые массивы!» и что-либо подобное. Я так не хочу.

— Твой репертуар отражает твой внутренний мир или он составлен коньюктурно?

— Что же мы не люди, что ли? Все равно стараемся что-то адаптировать. И зачастую не отражает совсем. Даже те песни, которые я пишу, в принципе не похожи на меня. Если бы я писала песни про себя и про свой внутренний мир, то они бы все были бы вроде «Хоп-хей-ла-ла-лей!». Я очень остро реагирую на то, что происходит вокруг меня, впитываю что-то новое, необычное. Допустим, если я никогда этого не делала, то мне нужно обязательно попробовать. Я все чаще экспериментирую в музыке, чем пытаюсь что-то выразить изнутри, но делаю это по-своему. Блин, да, все-таки отражает меня моя музыка.

— Есть ли песни в твоем репертуаре, которые очень тебе не нравятся, но ты все равно их исполняешь, они востребованы.

— Нет.

— Не ломаешь себя?

— Нет. Я люблю попсу, она прикольная. Просто попса попсе рознь.

—  Как долго после концерта ты не можешь выполнять супружеский долг? Ведь наверняка болит рот?

— Я все время могу выполнять супружеские обязанности. Чаще всего меня  даже не спрашивают.

— Интересно, как тебе, лучшей певице в Уфе, жить среди всех этих бездарностей?

— Когда я увижу лучшую певицу в Уфе, я у нее спрошу.

— Пение — прибыльное занятие?

— Я могу себе позволить не задумываться о том, что мне нужно зарабатывать. Поэтому я делаю это для души и так, как считаю нужным. Не могу сказать, что я на этом много зарабатываю. Если уж совсем честно, я даже не знаю, сколько это дает мне денег.

— Какой у тебя был максимальный гонорар?

— Обычно устанавливаем какой-то тариф и его озвучиваем всем нашим заказчикам. Но бывают такие заказчики, которые говорят — «А можно я с вами песню спою?» и нате вам еще тридцать тысяч. Или просят еще немного остаться и дают еще тридцать тысяч. Это вот какие-то случайные деньги, которые мы специально не просим. Но, как правило, чем больше заказчик требует скидку, тем больше с ним проблем. Маленькие деньги всегда зарабатываются сложнее. Все наши хорошие банкеты, они всегда сопровождались отличным отношением, вниманием — «Ребята хотите кушать? Ребят, вам удобно?». А если люди требуют скидку на выступление, то почти в ста процентах во время концерта после ты будешь предоставлен самому себе.

— Были ли приватные концерты? Для одного человека?

— Был. Один раз. Но я вам ничего про него не скажу.

— Есть ли назойливые поклонники?

— Нет. Это тоже одна из привилегий того, что мы играем музыку не для всех. У меня никогда не было таких, кто пишет постоянно письма, домогается, пытается что-то от меня вытребовать. Все люди, которые нас любят и слушают, они нам прямо друзья, их очень много. И это очень круто. Они уважают нас, мы уважаем их.

— Музыкальность вообще и занятия музыкой формируют какие-либо личностные характеристики индивидуальные. Виден ли музыкант издалека по поведению?

— Его всегда видно по инструменту. Они все очень разные и есть такие, которые на человека культуры вообще не похожи. Человек и его характер не зависят от музыки.  Либо человек — человек, либо нет. И неважно, чем он занимается.

— Кого слушаешь сама?

— Я перешла на джаз. Джазовые музыканты воспитывают во мне высокую культуру, поэтому я регулярно получаю какую-то дополнительную информацию. Кто-нибудь всегда говорит – «Женя, вот тебе еще тридцать три ролика, послушай обязательно. Они все по часу, но ты все равно посмотри сегодня». Я их смотрю. Я люблю Эрику Баду, Джилл Скотт. Я бы хотела их перепеть, но буду делать свое.

— Одно время мне очень нравились московские ребята Джаз Дэнс Окестра с их крутыми каверами.

— Я их слышала… Они делают классные каверы. Кхм.

— Но?

— Но мне мои музыканты говорят — «Не надо так, Женя, не надо, так не делай». Все их солистки, они не поют, а мяукают, мурлычат тихонечко себе под нос, и одно время я нечаянно сняла с них манеру исполнения и меня за это очень сильно ругали.

— Какая самая отвратительная песня в мире?

— «Лабутены». Их просят очень часто. И я всегда принципиально говорю — «Я такой песни не знаю. Я не знаю, кто такие «Ленинград» и что такое лабутены». На меня начинают смотреть, как на человека с другой планеты. Я понимаю, что это такая популярная культура, но мне она кажется очень низкопробной.

— Для кого ты поешь? Кто твоя целевая аудитория?

— Для всех людей на свете. И могу петь для троих, сидящих в зале с той же отдачей, что и для многотысячного стадиона.

— Тебя освистывали когда-нибудь?

— Не крикнула моя память — «Да, да, был такой случай!». Наверняка есть такие люди. Которые думают, что Женя Радченко плохая певица. Но я их прощаю.

— Поешь в душе?

— Я везде пою. Когда была маленькая, моя старшая сестра постоянно твердила — «Жень, ну помолчи, ты уже надоела, я больше не могу тебя слушать!». А мама говорила, что когда Женя заходит домой, то ее слышно, потому что она сразу начинает петь. И до сих пор оно так. Хорошее настроение у меня или плохое, я пою. Само собой так получается. Потому что у меня в голове всегда что-то звучит и всегда хочется попробовать это воспроизвести. Я не контролирую этот процесс.

— Есть специальная диета для певцов? Сырые яйца или еще что-то?

— Она есть. Есть некие запреты — нельзя перед выступлением семечки, орехи, что-нибудь холодное. Я ничего не соблюдаю, но я не ем мороженое вообще, не складывается у меня с ним. Не пью алкоголь, потому что после этого сильно садится голос. Плюс ко всему у меня муж не пьет. А бухать одна — как-то не очень.

— С подругами?

— Ну…Да, иногда. Блин, когда я в последний раз видела своих подруг…

— Срывала когда-нибудь голос?

— Да. Много раз.

— Как восстановить?

— Только с помощью педагога своего. У меня есть Светлана Анваровна, которая меня всегда спасает. Я прихожу к ней говорю — «Все, моя карьера закончилась, я никогда больше не буду петь, у меня все плохо!».  И она отвечает — «Сейчас, подожди, я посмотрю, что с тобой происходит». Через десять минут у меня начинается истерика, потому что я беру такие ноты, какие не брала до этого очень долго. И ты выходишь из кабинета в таком настроении, что думаешь — «Вот прямо сейчас я напишу какую-нибудь песню, точно. Или возьму и как спою». После таких занятий реально не просто голос восстанавливается, но и психика, настроение. Хочется горы свернуть.

— Не кажется ли тебе, что рок-музыканты несколько обленились и все реже кончают жизнь самоубийством?

— Я вообще не слежу за рок-культурой настолько, чтобы об этом судить. Причина суицидов не в музыке. Непонятно, что у них там в голове. Творческие люди — они очень странные. Я себя к ним не отношу, я более прагматичная, я могу себя контролировать, не всегда, конечно, я же не только музыкант, но еще и девочка.

— Когда ты планируешь получить свой первый Грэмми?

— Чем раньше, тем лучше. Я для этого даже написала план. Все музыканты, которые играют, которые что-то поют, все рассчитывают на то, что когда-нибудь они завоюют мировую сцену.  И соберут нереальные залы. Нет таких людей, которые бы всю жизнь хотели бы петь в Уфе и играть в кабаках. Их не бывает.

— Под какую музыку лучше заниматься сексом?

— Это вообще не важно!

— Почему в Уфе такая ватная публика? У нас не собирают залы даже звезды мировой величины.

— В этом виновата только сама Уфа и те люди, которые занимаются организацией концертов и привозов. Плюс заведения, которые позволяют себе останавливаться себе на каких-то определенных позициях, формате и не ищут нового. Уровень всего этого откровенно слаб, поэтому люди и ездят на концерты в другие города.

— Что для тебя дно в музыке? Прям такое днище, что ты бы никогда не стала бы исполнять?

— Для меня днище одно, а для других — другое. Я считаю, что каждая музыка имеет право на существование, если этого требует душа и у нее есть своя слушатель. Пусть будет, я не против. Да я даже не против шансона! Пусть это все существует, просто где-нибудь подальше от меня.

— Кого ты порекомендуешь среди уфимских исполнителей? Кто очень хорош, на твой взгляд?

— Мне очень нравится то, что делает группа 7souls. Очень. Еще мне очень нравится группа Uphillers, ребята делают свою музыку на английском языке и делают ее очень круто. И группа «Атмосфера», они работают в акустическом варианте, но просто идеально. Они прекрасны. Эти группы — то, что можно слушать бесконечно, сидеть и любоваться звуком. Расслабиться и порадоваться, что они у нас есть.

— Отдашь детишек в музыкальную школу?

— Если захотят.

— А у тебя спрашивали?

— Нет. Но моя мама до сих пор очень сильно гордится тем, что она смогла меня заставить и замотивировать. Я со слезами на глазах сидела, учила эти фуги и сонаты, ненавижу их до сих пор. Ненавижу пианино, оно стоит у меня около стенки, красивое и молчаливое. Я даже на аккордеоне играла, но никому об этом не говори.

— Петь или не петь — вот в чем вопрос?

— Нет, я никогда не смогу отказаться от музыки. Я видела, как группы заканчивают свое существование. Я бы сошла с ума.