Лилия Курамшина 

Лилия Курамшина — голос, лицо, честь и совесть башкирского телевизионного утра. Заразительно, провоцируя пандемию хохота, смеется, не лезет за словом в карман или куда-нибудь еще, стример восьмидесятого уровня. Не любит размазывать помаду.

— Скажи, во сколько нужно вставать ведущим утренних эфиров?

— В пять часов утра. У меня есть летний режим, когда я могу встать в пять двадцать, и зимний режим, когда я встаю ровно в пять, потому что надо чистить машину, прогреть ее. И в шесть часов я на работе.

— А во сколько ты ложишься?

— Это непредсказуемо. Я могу лечь в одиннадцать, в двенадцать, в час, в два ночи. Всяко бывает.

— Так сколько ты спишь в среднем?

— Я очень люблю спать. Могу спать днем, после эфира, если мне нечего делать. Досыпаю. Но это, если у меня нет радиоэфира. Но знаешь, вне зависимости от того, сколько ты поспал перед эфиром «Саляма», если днем есть возможность хотя бы час вздремнуть, то это восстанавливает. В выходные я сплю до обеда. И немножко после обеда, бывает.

— У тебя есть выходные?

— В субботу иногда выходной, иногда — в воскресенье.

— Смотри, твои передачи будят людей, дает им определенный заряд бодрости на предстоящий день, чтобы они могли повышать ВВП нашей страны. Не стыдно ли тебе это делать, ведь люди, может, вообще не хотят просыпаться, вставать и идти на работу? А ты побуждаешь их к действию.

— Знаешь что, если они не хотят идти на работу, не хотят взбодриться, они берут пульт и переключают на другой, менее позитивный, яркий и солнечный канал! Но лучшее утро — на Башкирском Спутниковом Телевидении. Скромность — это не мое, если бы я была скромной, я бы не работала там, где я сейчас работаю, поэтому у нас — лучшее утро для лучших людей, которые всегда нас смотрят.

— Согласен.

— А ты с нами?

— Конечно.

— Молодец, значит ты тоже лучший. Хотя я догадывалась.

— Ты очень веселая. С чем это связано?

— Ходят слухи, что у ведущих утренних программ хорошая зарплата и им всегда хватает на хорошее настроение. Так вот, это неправда! Не всегда хватает… Если серьезно, то веселой быть прикольно, как бы банально это не звучало. Не хочу быть унылой какашкой, люблю быть в центре внимания.

— Прекрасно тебя понимаю.

— К веселым людям тянутся, это реально так. Хочешь грустить — сиди дома и грусти. Правда, я тоже иногда дома грущу. Полезно раз в месяц скукситься и ни с кем не разговаривать, ничего не делать, даже не читать.

— О чем ты думаешь в этот момент?

— Не помню, давно так не делала.

— Какое качество должно быть основным у ведущих утренних эфиров?

— Вот как раз веселость.

— Но есть же люди веселые, а есть те, с которыми не грустно, но в тоже время стыдно.

— Чаще всего я понимаю, где и как себя вести. Иногда со мной бывает стыдно, наверное. Но это не касается эфиров утренней программы. Какой-то огонь внутри нужен ведущему, без этого никак, харизма. Правда, харизма — это больше относится к мужчинам, у женщин что-то другое, энергия. Я не знаю.

— У мужчин харя, поэтому у них и харизма.

— Да. У меня, когда включается микрофон, лампочка показывает, что начинается эфир, внутри что-то загорается. Пусть я была немножко без настроения, не выспалась, не проснулась, встала не с той ноги, но все равно сразу подпрыгиваю. Чувствую ответственности перед всеми теми, кто там, по ту сторону экрана, тоже страстно хочет проснуться и словить бодрячка. И им врать нельзя, экран телевизора все отражает, зритель сразу почувствует фальшь, считает ее. Только актеры могут ввести его в заблуждение, но я-то не актриса!

— Расскажи про своих партнеров.

— Партнеров? Каких еще партнеров?

— По эфиру, конечно же.

— А, мои партнёры — они такие классные!

— Да, я недавно познакомился с Иваном (Иван Тихонов, ведущий передачи «Салям»).

— С Ванькой веду сейчас эфир, да. Он телевизионщик, у него есть опыт.

— Главное — не смотреть его Инстаграм.

— Раньше он был Иван Говнов, теперь, как устроился на главный телеканал республики, переименовал свой аккаунт в более подходящий статусу. Но содержание, конечно, осталось… Мы ему об этом говорим.

— Я детям своим не разрешаю на него подписываться.

— Правильно делаешь. Хотя он и сам детей блокирует, голова на плечах вроде как есть. Веселый, добродушный человек, который мало спит, еще меньше, чем я, может прийти совсем не спавший, потому что у него есть еще работа. У нас у всех есть много работ. Он занимается оформительством, оформляет различные мероприятия, такой фанатик в этом деле.

— Это видно по хламу в его машине. Она сзади вся завалена каким-то реквизитом, странными штуками.

— Серьезно? Друг называется, как купил тачку, так я ее ни разу и не видела.

— Ты ничего не потеряла, не переживай. Одна телезрительница из Уфы, когда узнала, что я буду с тобой встречаться, очень интересовалась — правда, что ты трогала Диму Каретко за попу, дорогая наша Лиля Вайнштейн?

— Конечно. Я не буду вдаваться в подробности, но это было не один раз. И он меня. Это нормально в наших отношениях. Мы дружим тринадцать лет, можем позволить себе все.

— А ты сколько трудишься на телевидении?

— С две тысячи восьмого. Но мы-то с Димой со студенчества дружим, вместе учились в Педе, а это кузница всех-превсех. Ты вот если скажешь, что тоже Пед закончил, я не удивлюсь.

— К счастью, я учился в Оренбургском Госуниверситете. Технарь, механик.

— М! Димка тоже у нас не гуманитарий какой-нибудь, он программист. Я вот как раз поддерживаю теорию, что ведущие, журналисты с техническим образованием — лучшие, у них с логикой все хорошо, говорят. А что, телезрительница ревнует?

— Не знаю, видимо этот факт не дает ей спать.

— Ну и ладно, пусть не спит. Их много, неспящих из-за Димы Каретко.

— Я понимаю, да. Я не это хотел сказать! Кто твой зритель, Лиля?

— Ооо… У нас исследование недавно тут проводилось и выяснилось, что это пятидесятилетняя женщина, одинокая, с достатком выше среднего, без детей. Однако, если судить по отклику в моих социальных сетях, то там сплошная молодежь же! И на улице меня останавливают все больше молодые да юные.

— Узнают на улице, да?

— Ну да.  Мне приятно очень, но я стесняюсь. Мне хочется человеку что-то взамен отдать.

— Носи с собой семечки, например, отдавай немножко.

— Хочется отблагодарить по-настоящему, одного «спасибо» или семечек тут недостаточно. Человек же смотрит меня, я ему небезразлична, то, что я делаю, все не зря, раз он решился и подошел на улице сфотографироваться. В общем, мой зритель молодой!

— С живыми легче, чем с виртуальной аудиторией? Корпоративы, концерты?

— Не знаю, никогда не задавала себе такой вопрос. Вести корпоратив очень утомительно, выкладываться приходится на все 146%. Но когда ты чувствуешь отдачу в режиме реального времени, то у тебя сразу находится резерв сил. Концерты люблю вести, платье красивое надеть. Эфир тоже прекрасен, за два часа прямого эфира ты чувствуешь себя как будто восемь часов у станка простоял. Однако ты чувствуешь, что аудитория у тебя намного больше, чем на любом корпоративе, и это тебя окрыляет в прямом смысле.

— Почему все остальные ведущие хуже тебя?

— Они не хуже меня. Так уж сложилось, что мальчики всегда лучшие ведущие, чем девочки. Я бы вот никогда к себе на праздник не пригласила бы ведущего-девочку, нет их хороших, а саму себя я нанять не могу, слишком дорого. Ну ладно, есть две девочки еще — и все. Я, как ведущая мероприятий — мужчина в юбке, потому что держать аудиторию большую, внимание ее нужны волевые качества, дисциплина и моя природная красота. Ой, ладно, не хуже все остальные ведущие, чем я, они даже лучше. А еще все хорошие продажники, а я плохой, я думаю, что все и так должны меня знать, я ведь такая классная, а это неправильно. Да и девочки не должны много работать. Девочка должна быть девочкой, пусть мужчина работает. Это я раньше рвалась за работой, сейчас передумала.

— Ты теперь и на радио. Есть разница принципиальная с телевизором?

— Поначалу мне все это казалось ужасным — разговариваешь с микрофоном в полной тишине, одна в комнате. Был взрыв мозга — я не понимала, как можно одновременно говорить, думать, что ты говоришь, и двигать рычажками.

— Похулиганить в прямом эфире не тянет?

— Нет, ты что! Я дорожу своей работой.

— А нечаянные накладки, оговорки?

— На радио — нет, в телевизионном эфире было. Один раз, обычно очень высокая внутренняя концентрация и ты не позволяешь себе ошибаться, а если и ошибся, то это такие мелочи. И ошибаться не только можно, но иногда и нужно, вот так. У нас была запись эфира, в записи ты немного расслаблен, но в тоже время хочешь максимально быстро отписаться и уйти. Я читала подводку к сюжету и вместо фразы «целебных трав», я сказала «целебный трах». Вот. И продолжила, пока не услышала, что наверху, на режиссерском пульте ржут буквально все. Я остановилась, посмеялась, перечитала текст заново.

— Ты так много постоянного говоришь. Есть ли у тебя парень?

— Да, только я про свою жизнь никому не рассказываю, понял, нет?

— Ты такая хрупенькая. Ты вообще кушаешь?

— Я ем, на самом деле, просто у меня такая конституция. У меня мама, ей пятьдесят лет, и она такая же стройненькая. Теперь радуется, что начала поправляться. Может и я к пятидесяти годам начну. Да я не хрупкая, ты что! Я люблю покушать, не в коня корм, наверное.

— Что сама смотришь по телеку? Если смотришь вообще, конечно.

— Смотрю, когда торчу на кухне. Телеканал «Пятница» смотрю, «Орел и решку». Еще раньше смотрела интервью Меньшовой, мне очень нравилось, как она задавал вопросы. На Первом канале, не помню, как называется этот проект. Она в течение часа интервьюировала звезд. Я все программы смотрю с точки зрения анализа, а не как обычный потребитель контента.  Даже ту же программу «Пусть говорят!» смотрю как профессионал, мне все равно, кто там дерется. Кто как себя ведет в кадре, как жестикулирует смотрю.

— Умрет ли телевизор?

— Нет, пока мы есть — нет, на наш век хватит. Хотя я иногда подумываю о том, чтобы завести свой ютьюбканал и вести там этот, как его — влог. Я еще такая молодая, а не знаю терминологию! Жалко, что я ленива. Это не совсем лень, конечно, я не помню, как это называется. Мне объясняли, что есть люди, как мы с тобой, идейные, у нас много идей, мы можем их воплотить в жизнь, но с помощью других людей.

— Нам нужны рабы?

— Да! В хорошем смысле этого слова. Мне нужен человек, который все будет делать, а я уж его сведу с этим, со вторым, с третьим, с теми, кто ему поможет. Скажу ему, как нужно делать, потому что он не знает, буду мотивировать его по-всякому. Я раньше звала это ленью, но это ведь не лень, правда?  Мне проще жить, когда я себя таким образом оправдываю. Не считаю себя лентяйкой и не считаю, что жизнь проходит мимо меня.

— Что хотела бы сказать в прямом эфире, реально хотела бы, но не позволяет формат передачи?

— Сделайте эти ваши дороги! Доколе! Почему вы не можете их сделать! Да и еще много, чего хотела бы сказать, но не могу. И сейчас не буду.

— Никогда не мечтала о федеральных каналах?

— Я считаю, что лучше быть первой в деревне, чем второй в столице. Вот мне так хорошо здесь, зачем я туда поеду? И думать об этом надо было лет десять назад.

— В пятнадцать, что ли?

— Я не скрываю свой возраст, мне тридцать один, представляешь? А я вообще нормально выгляжу, да?

— Ты прекрасно выглядишь, чудесно!

— Спасибо, я знаю, просто так спросила. Лет десять назад можно было уехать, сейчас уже нужно задумываться о другом, о том, что хватит работать, что надо остепениться, угомониться. Когда-нибудь женщине уже нужно угомониться, нет? Хотя бы на небольшой промежуток времени. И я понимаю, что уже мне тоже можно. Не прямо сейчас… как получится…

— Нравится ли тебе собственный голос, отражение в зеркале, манера поведения?

— Неееет! Поведение, конечно, нравится. Я почти никогда не пересматриваю собственные программы. Хотя нужно смотреть каждую, анализировать, учиться на собственных ошибках. Но мне не хочется смотреть на себя и расстраиваться. Голос у меня тоже не эфирный. Когда смотришь по телевизору, он коррелирует со внешностью, но как меня выносят радиослушатели — большой вопрос. А поведение у меня на отлично, если не брать в расчет, что я иногда противная. Часто противная, если быть честной. Особенно на работе. Мне хочется, чтобы все работали качественно, чтобы все работали так же, как и я. Но не все такие совершенства, как я, к сожалению.

— Родители знают, чем ты занимаешься?

— Да, мама постоянно наблюдает меня по телевизору.

— Если подвернётся настоящая работа, что будешь делать?

—  Телевидение — дело молодых и красивых как я. Но если мне предложат работу, где будут платить очень много денег, но ничего не надо будет делать, то я, конечно, подумаю.

— Когда заканчивается молодость, по-твоему?

— В моем случае — никогда! Хорошая генетика и современная косметология.

— Говорят, что у вас там, на Телецентре, облучение.

— Да, говорят, что раньше молоко выдавали.

— А сейчас?

— А сейчас — нет. Я сама готова молоко давать, лишь бы нам позволяли работать. Я готова носить сама. Своё.

— Своё?

— Покупное.

— Ну и последний вопрос — почему экран все-таки голубой?

— Я могу ответить по-всякому, но отвечу правильно — ничего подобного! Это все инсинуации!